Сепия. 1835
Брюллов был первым крупным русским художником, посетившим Грецию. Его впечатления должны были быть сильными и волнующими: он стоял на земле древней культуры, всматривался в мраморы руин, его окружали тени легендарных героев и богов Эллады. В те годы страна боролась за независимость: еще не затихшие крупные крестьянские восстания, тревога политических событий и слава живых героев создавали особую атмосферу в Греции. Брюллов зорко наблюдал встречавшиеся ему сцены. Мастерски владея и карандашом и одноцветной акварелью (сепией), он создал ряд смело и широко набросанных этюдов: «Турок, садящийся на коня», «Грек, полулежащий на земле», «Раненый грек», «Грек, лежащий на скале», «Горная дорога». Замечательна энергично исполненная сепия «Горные охотники» (Государственная Третьяковская галерея).
Совсем недавно стала известна сюита акварелей, исполненная Брюлловым в Греции и наново освещающая значение поездки для его творчества и для русского пейзажа в целом (акварели находятся в Государственном музее изобразительных искусств им. А. С. Пушкина). Лишь исключительным воодушевлением художника можно объяснить то новое живописное видение природы, которое создало живописность и поэзию акварелей. Брюллов работал над ними в трудных условиях: когда палило солнце, когда приближалась или уходила гроза, то на каменистой горе, то «при последних сумерках вечера», изнуренный тяжелыми переходами.
Вот поднимаются над желтеющей травой руины храма Аполлона Эпикурейского… Его дорические колонны словно растворены в ясном утреннем свете; прозрачные тени на них повторяют нежную голубизну неба. Брюллов не раскрашивает рисунка, а свободно и легко создает на маленьком листе бумаги подлинно живописный образ природы и архитектуры, слитых воедино: прекрасны воздушность изображения, его живая глубина и звучность цвета. Так проникновенно показана природа и столь подлинно все в этом солнечном пейзаже, что, кажется, видишь самого Брюллова, когда он сидит на каком-то камне, с альбомом на коленях и с набором «соковых» (акварельных) красок. Горькое благоухание нагретой полыни; безлюдный, сияющий простор, а в нем - тонкое пение цикад; в памяти - гекзаметры Гомера, впереди - кремнистые дороги… В акварелях остался жить покой этих дней.
Акварели Брюллова, исполненные во время поездки, замечательно разнообразны. Легко уловлен характер каждого пейзажного мотива, его состояние. Акварель «Греческое утро в Митаке» представляет бытовую сцену: молодой грек безмятежно сидит в тени, у входа в убогое жилище, а две женщины, занятые хозяйством, - под деревом в косых золотистых лучах утреннего солнца. Детально изображен пейзаж с деревней близ города Корфу (на острове того же названия у западных берегов северной Греции). Кажется, художник еще не решился писать более широко сложный вид, находившийся перед ним. Зато полны свободы, света, естественности акварели «Школа Гомера на острове Итака» (родине легендарного Одиссея), «Вид Акарнании» с ее невысокими голубыми горами вдали, или «Долина Дельфийская и Парнас», закрытые тяжелой тенью. Вечерняя тишина опустилась на «Берег Морей при заливе Катаколо», рыбаки убирают паруса, огромная луна поднимается над горой. Тревогой овеяна «Долина Итомская перед грозой». Цвет, то прозрачный и светлый, то мрачный и тяжело ложащийся на бумагу в заливках и мазках акварели, всегда точно найден.
В Смирнском заливе, у берегов Малой Азии, Брюллов покинул Давыдова и по приглашению Г. Г. Гагарина отправился в Константинополь на бриге «Фемистокл».
На борту этого военного корабля он исполнил ряд портретов и в их числе красивый портрет командира брига В. А. Корнилова (впоследствии одного из организаторов обороны Севастополя; акварель - в Русском музее). Этот портрет и пейзажи Греции принадлежат к лучшему в графике Брюллова. «Как рисовальщик и акварелист, он может равняться только с Энгром, да, пожалуй, и превосходит его», - говорит А. Бенуа в одном из последних писем на родину, рассуждая о «гении Брюллова».
Осень 1835 года Брюллов провел в Константинополе, где (вспоминает Г. Г. Гагарин) «все приводило его в восхищение… По целым дням Брюллов не оставлял константинопольских улиц и базаров… По вечерам в это время иногда читал он Карамзина, и последствиями этого чтения были сначала многочисленные рассуждения о возможности существования русской национальной живописи, а потом' - основная идея будущей картины «Осада Пскова».
Характерно, что вопрос о национальной школе искусства Брюллов связал с созданием картины о том событии из прошлого России, в котором, по его словам, «все сделал сам народ».
Брюллову было предписано из Петербурга явиться для занятия профессорской должности в Академии художеств. 25 декабря 1835 года он прибыл в Москву. Его приветствовали как обновителя, чуть ли не как основоположника русской живописи:
…Художеств мирные трофеи
Ты внес в отеческую сень,
И стал «Последний день Помпеи»
Для кисти русской первый день!
- пел Н. В. Лавров, один из лучших баритонов того времени, на банкете в честь художника.
Все дни, которые провел Брюллов в Москве, были полностью заняты. Он сразу же принялся за портреты: «Наконец я дорвался до палитры», - повторял он и переходил от портретов к эскизу «Нашествие Гензериха на Рим». «Сделаю выше Помпеи!» - пообещал он Пушкину, рассказывая об этом замысле. Пушкин писал жене в мае 1836 года: «Он очень мне понравился. Он хандрит, боится русского холода и прочего…»
Дружба с В. А. Тропининым, И. П. Витали и Е. И. Маковским, прогулки с художниками, встречи с Пушкиным и откровенные беседы с ним, восхищение впервые услышанным «Ревизором» («Вот она - натура») волновали Брюллова. Родина встретила его множеством впечатлений. Он любовался Кремлем и старинными теремами, ездил на Воробьевы горы; стоя на колокольне Ивана Великого, воображал народные восстания, когда-то бушевавшие на площадях Москвы. Он рисовал Наполеона, бесславно покидающего великий город. «Я так полюбил Москву, - говорил он, - что напишу ее при восхождении солнца и изображу возвращение ее жителей на разоренное врагами пепелище».
Храм Аполлона Эпикурейского. Акв. 1835
Портреты, созданные в Москве, Брюллов писал по доброй воле, дружески, с подъемом. Прежде всего это портреты, исполненные с А. А. Перовского (как писатель он был известен под псевдонимом Антония Погорельского) и А. К. Толстого. Первого Брюллов изобразил сидящим у окна, в халате, с острыми чертами лица. Девятнадцатилетнего поэта Алексея Толстого Брюллов написал с ружьем и охотничьей собакой, на фоне редкого леса; пейзажный мотив разработан с большим увлечением (оба - в Русском музее). Еще один «московский» портрет, небольшой и простой, привлекает к себе - Е. И. Дурновой (Государственная Третьяковская галерея), задушевно передающий тихую поэзию образа молодой женщины (жены соученика Брюллова). Как замыслы новых композиций, так и портреты свидетельствуют о творческом воодушевлении художника, о стремлении расширить жизненное содержание своего искусства.
